Желтый бес, или Не играйте в азартные игры - Андрей Ильин

Антон просадил полмиллиона за двадцать минут. Когда в ладони оказалась последняя пачка сторублёвок, а мешок свалился на пол, как старая змеиная шкурка, он понял, что это – конец всему. И его жизни тоже. Отныне счёт идёт на минуты. Антон метнулся вон из игрового зала, словно приговорённый к смертной казни Котовский в окно зала судебных заседаний. Он ещё не знал, куда бежать, где скрываться, просто уносил ноги. Частник за пару «стольников» довёз Антона до съёмной хаты, благо, совсем рядом. Скинул барахло, переоделся, паспорта и деньги рассовал по карманам. Все, теперь на вокзал… нет, идиот! В аэропорт! На вокзале ты будешь маячить до утра, твоя морда уже в ментовской базе данных, один взгляд видеокамеры и ты попался. В аэропорту, вообще-то, то же самое… И все же Антон решил добраться до аэровокзала, а дальше видно будет. Ему почему-то казалось, что спасение именно там.

…самолёт ещё раз мягко тряхнуло. Антон вынырнул из тяжёлой полудрёмы, открыл глаза. Он по-прежнему в салоне, вокруг неподвижная тишина, нарушаемая только монотонным гулом турбин. Шторка задвинута неплотно, в щель прорывается слепящая полоска солнечного света. Душно. Антон снимает потёртую курточку из псевдокожи, проводит по влажному лбу тыльной стороной ладони. Лайнер заметно клонится носовой частью. Скоро приземление, Антон окажется за «тридевять земель и одно море» от хмурой родины и кучи неразрешимых проблем. Но, как известно, избавление от одной неприятности предполагает немедленное приобретение другой, а иногда и больше. Словом, семь бед, а где найти ответ?

Резиновые гроздья колёс тычутся в бетон посадочной полосы, сверхпрочные стойки недовольно скрипят стальными сочленениями и комфортабельная труба с крыльями опускается раздутым брюхом на тонкие лапки шасси. Алюминиевая туша тупо мчится по земной тверди, для надёжности укрытой застывшей смесью глины и цемента, нехотя останавливается на полпути. Рыло поворачивается, стеклянный аквариум аэровокзала медленно приближается. Самолёт чуть заметно клюет носом и замирает. Все, приплыли. На выходе, перед тем, как ступить на трап, Антон мелко крестится и шепчет:

– Пусть не эта земля будет мне пухом.

Африканская жара Египта обрушивается, словно волна кипятка. Тело моментально покрывается маленьким и гадкими капельками пота, спина начинает чесаться. Сразу хочется вернуться обратно, в сумрачное и прохладное нутро самолёта, лететь обратно. Увы, так было один раз и только в кино про сумасшедших итальянцев в России. Среди встречающих Антон видит слегка располневшую девицу с рыжими кудряшками. Маленький кулачок сжимает плакатик, на котором большими буквами выведены названия отелей и туроператоров. Антон сверился с путёвкой, подошёл к девице. Вскоре его и ещё полтора десятка туристов сажают в автобус. Пожилой «мерседес» сварливо фыркнул чёрным выхлопом, салон дёрнулся и пыльный пейзаж за окном покатился назад. Египетские шофёры известные на весь мир психи. Болезнь обостряется всякий раз, когда хворый оказывается за рулём. Вдобавок потный дядя завыл радостную местную песенку с горловыми переливами. Под музыкальное сопровождение автобус попёр по раскалённому асфальту, словно бронепоезд с сорванными тормозами под горку. Населённый пункт на «ху» … дальше что-то рвотное… А, Хургада! – встретил запахом близкого моря, тропических растений и вонью прогорклого масла с ближайшего рынка. Возле отеля автобус останавливается. Несколько пассажиров неохотно выбираются из вонючего, но прохладного нутра машины и сразу окунаются в удушающую жару. Сопровождающая кивает, глаза бегут по бумажке, сверяясь со списком. Ни говоря ни слова, ныряет в салон, дверь захлопывается и автобус катит дальше. Растерянные туристы потоптались на раскалённом тротуаре, направились к отелю. Толстые серые стены, маленькие окна и странные выбоины по краям говорили о том, что в недалёком прошлом здание использовалось в качестве полицейского участка или местной тюрьмы. А в чем дело? Шустрые российские бизнесмужики общественные сортиры переделывают под рестораны и что? Антону было глубоко наплевать на тонкости гостиничного сервиса. Взял ключи у портье, показал внушительную фигу подлетевшему мальчишке коридорному и прошёл в номер. Не раздеваясь, упал на кровать и этот суетный мир оставил его в покое на несколько часов.

От пережитых волнений Антон проспал мёртвым сном обед и ужин. Потом наступила влажная ночь, её сменил розовый рассвет, вернулось яркое утро. Только тогда Антон проснулся. Несколько минут лежал на волглых от пота простынях, соображая, где он и как сюда попал. Как только умственное равновесие восстановилось, о себе напомнил желудок. В животе громко квакнуло. Антон торопливо привёл себя в порядок. Интересно, проспал он завтрак или нет? Вообще-то коридорный обязан был доложить, что завтракать подано, но ведь он вчера показал ему фигу… Претензий быть не может!

В гостиничной тошниловке оказалось пусто. В смысле, поесть можно, но за отдельную плату. Путёвка, которую впарили Антону в аэропорту, предусматривала только одноразовое питание. Злой и голодный, Антон вышел на улицу. Покупать еду в гостиничном ресторане он не захотел – слишком дорого. По старой студенческой привычке решил отыскать дешёвую забегаловку. О том, что шляться по улицам в чужом городе, далеко от Родины, может быть опасно, он не думал. Египтяне казались ему чем-то вроде наших базарных торговцев с юга – разговорчивыми, услужливыми и в меру хитрыми. Он как-то не думал, что такими бывают только у нас. У себя в стране это совершенно другие люди. Только попробуйте что-то сделать не так – вам перережут горло среди бела дня и местная милиция никогда не найдёт преступника. Не станет утруждать себя.

Найти «едальню» оказалось проще простого. Сразу за отелем начинается торговая улочка. Закусочные и чайные располагаются буквально на каждом шагу. Антон вошёл в первую попавшуюся, купил кусок жареного с перцем мяса неизвестного животного и лепёшку. Проглотил не глядя, залил пожар в желудке стаканом колы. Он совершенно не обращал внимания на окружающих – ну, как будто у себя дома. Наивный учитель истории и конченый игроман со стажем даже не предполагал, что его скромной личностью кто-то заинтересуется в этой полудикой стране. Расплатился, вышел на улицу. От скуки решил прогуляться по торговым рядам, благо, они отсюда и начинаются. Миновал несколько лавок с блестящим барахлом и яркими тряпками. За спиной нетерпеливо звенит колокольчик. Антон отступает в сторону, оглядывается. Дочерна загорелый парнишка в грязных шортах и жёлтой майке с рыжими разводами тянет за собой тележку. Египтянин жизнерадостно кивает, худое лицо кривится в улыбке. Появляется неровная полоса жёлтых зубов с ясно видимыми пустотами, словно некто повыдёргивал лишние клыки. Так поступают уличные дрессировщики обезьян, которых многие наверняка видели на улицах курортных городов. Чтобы мартышки не кусались. Тележка уличного носильщика вместительная. Кусок ткани свернут в рулон, аккуратно уложен на дно. Весь погруженные в свои нелёгкие мысли, Антон отступает ещё и почти прижимается спиной к прилавку торговца дешёвым антиквариатом. Сзади что-то дребезжит, раздаётся звонкий стук, будто яблоко падает на металлическое блюдо. Слышится разгневанный возглас. Антон оборачивается, дабы как-то объяснить, что он не виноват, носильщик тут телегу прёт, как танк… Нечто тёмное и пахнущее, как дохлая ворона, летит прямо в лицо. Антон инстинктивно уворачивается, но поздно. Мокрая тряпка ляпает по лицу, словно пощёчина, запах мертвечины становится невыносимым. Какая-то жидкая гадость стекает по щеке, распаренную кожу щиплет и жжёт огнём. Антон тут же хватает какой-то кувшин, замахивается и… силы оставляют его. Медная посудина с узким горлышком падает обратно на прилавок, колени подгибаются. В это минуту тележка останавливается, сильные руки толкают слабеющего Антона и он без сил валится на жёсткое дно. Свёрнутая в рулон холстина стремительно разворачивается, мелькают худые руки носильщика и вот уже тележка укрыта туго натянутым полотном. Посторонний наблюдатель даже не поймёт, что под холстиной лежит человек. Носильщик подхватывает перекладину, тележка постукивает колёсами по мостовой, катится дальше. Вокруг десятки людей, но все отворачивают морды и никто ничего не видит.

Пришёл в себя от резкого запаха бензина. Сразу открыл глаза. Совсем рядом видит чьи-то босые ноги, грязные, вонючие и с длиннющими ногтями. Сильно трясёт. Антон кричит срывающимся голосом:

– Офигели, уроды!? Я подданный…

Сокрушительный удар кулаком в лицо повергает его в шоковое состояние. Опять накатывает волна нестерпимой вони, боль от удара исчезает, сознание гаснет.

Очнулся второй раз на каменном полу. Почувствовал жалящую боль от острых камешков, тупую жёсткость верёвок на руках. Медленно открыл глаза. Памятуя о болезненном ударе, сжался. Взглянул исподлобья. Вокруг никого, прохладный полумрак и слабый запах прелой травы. Осмелев, Антон садится, верёвки сваливаются с рук за спиной. Он удивлённо опускает глаза – перерезаны! Но вспыхнувшая было надежда гаснет – вокруг каменные стены и только высоко над головой неровный круг белого неба. Поднимается с пола, пальцы касаются шершавой поверхности стены. На полу, в сторонке, лежит охапка серой травы. Ещё он обнаружил глиняный горшок с прочными рукоятками и широким горлом. Гадкий запах сразу объяснил предназначение посудины. Антон ещё раз посмотрел вверх. До края метра два, не меньше. Стены обработаны грубо, но выступов, даже небольших, нет. Словом, из ямы не выпрыгнуть, не вылезти. Сбил ногой траву в кучу, сел. Левая половина лица ноет, особенно больно двигать челюстью. И глаз вроде хуже видит. Словно в щель. Пальцы ощутили припухлость размером с половинку абрикоса. Во рту постоянно вкус крови, приходится все время сплёвывать. Два зуба шатаются, в третьем нет пломбы – выпала. Однако других повреждений нет, кости целы, шкура не порвана. Антон немного повеселел. Он не раз читал о том, как террористы похищают зарубежных туристов с целью выкупа. Но это, как правило, происходило с европейцами или американцами. Они побогаче, их правительства чувствительнее, так что бандиты могут рассчитывать на неплохой бакшиш. А с русского чего взять? Кто за него заплатит? Правительство? Или может быть, очередной Великий Кормчий, что сидит в Кремле? А может, меценат какой? Покупают же они старые горшки, которые неизвестно для чего использовались, статуэтки из обожжённой глины, мазню древних рисовальщиков. Эта дрянь, именуемая предметами искусства, имеет ценность только для тех, кто тонет в роскоши и богатстве, кому золотой унитаз с компьютерной подтиралкой кажется недостаточно изысканным, кому обычных пяти чувств мало, надо бы ещё двенадцать, а то впечатлений не хватает. Богатые барахольщики. Лучше бы в нанотехнологии вкладывались, а то ведь неровен час, опять станем рабами. Только на этот раз не татаромонгол, а вовсе нелюдей из-за океана.